Атомная энергетика в Европе в последнее время переживает период глубоких перемен. С одной стороны, перед странами Европейского союза по-прежнему стоит задача декарбонизации экономики, ускоренного сокращения выбросов углекислого газа, а также наращивания объёмов зелёной энергетики. Поэтому в рамках ЕС вновь всё чаще стали обращать внимание на «мирный атом» как стратегически важный источник энергии: Франция объявила о строительстве шести новых реакторов EPR2, Чехия расширяет свою АЭС «Дукованы», Венгрия продвигает энергетический проект «Пакш-2», а Польша, Нидерланды и некоторые другие члены ЕС стали активно проявлять интерес к малым модульным реакторам.
С другой стороны, власти ряда европейских стран продолжают рассматривать ядерную энергию как угрозу своей безопасности – причём не только экологическую, но и геополитическую. На этом фоне Белоруссия выглядит одним из немногих государств Восточной Европы, где тема «мирного атома» никогда не использовалась в политических целях, а рассматривалась лишь как необходимый элемент обеспечения энергонезависимости страны. Это разительно отличает позицию Минска от подходов к ядерной тематике Литвы, Латвии и Эстонии, где в последние годы действуют вопреки экономической логике и собственным энергетическим интересам.
История атомной энергетики Белоруссии долгие годы оставалась «проектом будущего». Первые дискуссии о необходимости строительства атомной электростанции возникли ещё в советское время, но реальные работы начались лишь в конце первого десятилетия 2000-х годов. В 2011 году Белоруссия подписала межправительственное соглашение с Россией о строительстве своей первой АЭС (БелАЭС) по проекту ВВЭР-1200 – одному из самых безопасных и современных на тот момент. Два энергоблока с реакторами были построены в Островце (Гродненская область) по технологии поколения 3+, признанной одной из самых надёжных в мире. Строительство велось в соответствии со всеми международными нормами под контролем белорусских, российских и международных экспертов. Минск регулярно приглашал миссии МАГАТЭ, ENSREG (Европейская группа по надзору в сфере ядерной безопасности) и других структур, и результаты проверок каждый раз подтверждали соответствие БелАЭС мировым стандартам.
Однако всё это нисколько не удовлетворяло соседей Белоруссии, где ещё до начала строительства БелАЭС возникла масштабная информационная кампания, направленная на срыв проекта. Причем с самого начала аргументы литовских властей носили преимущественно политический характер. Так, ещё в 2017 году тогдашний президент Даля Грибаускайте заявила, что БелАЭС «представляет собой геополитическое оружие, поскольку строится без соблюдения основополагающих международных ядерных стандартов». Причём и тогда, и сегодня причины такой позиции Литвы далеки от вопросов экологической безопасности и связаны прежде всего с провалами самой республики в сфере атомной энергетики.
В этой связи стоит напомнить, что к моменту начала строительства БелАЭС Литва завершала процесс закрытия Игналинской АЭС – станции по советскому проекту РБМК, аналогичному Чернобыльскому. Несмотря на то что эта атомная электростанция обеспечивала стране более 70% всей электроэнергии и могла стать основой энергетической независимости, Вильнюс по требованию ЕС закрыл её в 2009 году. Решение стало тяжелейшим ударом по экономике, однако Литве пообещали компенсации и перспективу строительства новой станции – проекта Visaginas. Но проект провалился, так как инвесторов не нашлось, общественность была против, а сама Литва не имела ни кадровой, ни финансовой базы.
Более того, после остановки реакторов в 2004 и 2009 годах Литва оказалась перед задачей сложнейшего и крайне дорогого демонтажа. На это было выделено уже более 3 млрд евро, но работы продолжаются до сих пор и пока точно неизвестно, сколько потребуется время и средств для их завершения. При этом специалисты предупреждают, что для окончания демонтажа стране катастрофически не хватает не только денег, но и квалифицированного персонала. Многие инженеры уехали работать в Финляндию, Швецию и другие страны ЕС, а также в Белоруссию, где атомная энергетика развивается. Литва же закрыла собственный научный и кадровый потенциал, фактически потеряв возможность обсуждать строительство новых станций. При этом все дискуссии о возможной поддержке европейских проектов малых модульных реакторов остаются лишь декларациями – инфраструктуры, опыта и специалистов у Литвы нет.
Окончание эры атомной энергетики Литвы совпало по времени с началом строительства белорусской АЭС, что стало ударом по амбициям Вильнюса, которому было трудно объяснить гражданам провал собственной энергетической политики. На этом фоне БелАЭС стала символом успеха соседа, сделавшего ставку на технологическое развитие. Поэтому литовские власти избрали единственную возможную линию – дискредитацию проекта в Островце.
На протяжении многих лет Вильнюс пытался сорвать строительство БелАЭС через международные организации: подавал жалобы, требовал остановки работ, заявлял о «нарушениях безопасности» и пр. Литовские политики стремились представить строительство станции «геополитическим проектом России» и «инструментом давления на регион». В 2017 году литовский сейм даже принял закон, объявляющий БелАЭС угрозой национальной безопасности – без каких-либо доказательств. Одновременно Литва призывала присоединиться к совей борьбе и соседей. Причем Латвия и Эстония вначале занимали более сдержанную линию, понимая, что импорт белорусского электричества снизил бы цены на их внутреннем рынке, но под давлением Вильнюса эти страны также включились в общую кампанию против БелАЭС.
После того как в 2020 году первый энергоблок БелАЭС начал работу, Вильнюс объявил о полном отказе от закупки электроэнергии из Белоруссии и потребовал того же от Латвии и Эстонии, что в итоге и произошло. В дальнейшем прибалты пошли ещё дальше: Литва инициировала ускоренный выход региона из энергокольца БРЭЛЛ, системы, соединяющей энергосети России, Белоруссии и Прибалтики. Формально это объяснялось необходимостью «энергетической независимости», хотя эксперты предупреждали о рисках для стабильности сетей и о серьёзных финансовых затратах. Однако политическая риторика оказалась сильнее экономической логики.
После ввода БелАЭС в эксплуатацию Вильнюс продолжил линию на её дискредитацию, хотя активность не могла не снизиться. Из-за изменений в энергетике ЕС, в первую очередь связанных с санкциями против России и Белоруссии, позиция Литвы стала терять смысл, а её союзники – Эстония и Латвия – заговорили о строительстве своих АЭС. В Риге, формально поддерживая литовскую риторику, заявили о планах построить до шести малых модульных реакторов, а Таллин начал продвигать проект SMR-реактора. Правда, ни у Эстонии, ни у Латвии нет базовой инфраструктуры или специалистов, а потому их заявления продолжают по большей части носить популистский характер, особенно на фоне реальных успехов Минска.
В отличие от соседей Белоруссия не только построила АЭС, но и сформировала вокруг неё полноценную инфраструктуру. БелАЭС способствовала развитию новых отраслей – от электротранспорта до центров обработки данных. Стабильность в энергосистеме позволила удерживать цены, а экономия на импорте газа оценивается в сотни миллионов долларов. Кроме того, промышленность получила возможности для развития энергоёмких производств, университеты – для подготовки специалистов.
Неудивительно, что в Белоруссии уже заявили о подготовке к строительству третьего энергоблока на БелАЭС, что вызвало истеричную реакцию в странах Прибалтики, где назвали это проект «ещё большей угрозой безопасности». Реальная же причина нынешней позиции прибалтов проста: Белоруссия закрепляет за собой статус крупнейшего производителя электроэнергии в регионе, способного влиять на цены и энергетические потоки. Для Литвы, Латвии и Эстонии это означает рост зависимости от дорогого импорта и ухудшение конкурентоспособности.
Кроме того, Литва стремится убедить электорат в правильности своего курса на разрыв отношений с Россией и Белоруссией. В таких условиях успехи Минска вызывают у Вильнюса острое раздражение, напоминая о стратегических ошибках последних десятилетий. При этом не следует забывать, что закрытие Игналинской АЭС потребовало многомиллиардных затрат, которые до сих пор компенсируются из бюджета ЕС. В этих условиях любые разговоры о том, что Литва ошиблась, закрыв станцию, разумеется, подрывают престиж страны и европейскую политику в регионе. Как тут не беситься? Вот потому дискредитация БелАЭС становится важным элементом не только литовской, но и общеевропейской кампании, направленной против Белоруссии и России.
Таким образом, причины противодействия БелАЭС со стороны Литвы и других прибалтийских стран лежат не в области безопасности, а в политике, экономике и даже психологии. Белорусская атомная энергетика стала для Вильнюса и его союзников своеобразным зеркалом, отражающим их провалы. Создавая из Минска образ «внешней угрозы», Литва, Латвия и Эстония пытаются компенсировать собственную несостоятельность и неспособность самостоятельно обеспечить свою энергетическую безопасность.
В то же время Минск перестал обращать внимание на заявления Прибалтики и продолжает при поддержке России развивать «мирный атом», убедившись, что ставка на собственную АЭС – стратегически верный выбор.
