Северная Корея, как один из наиболее последовательных партнёров, а по сути – союзников России, скрупулёзно изучает перспективы экономического взаимодействия с Евразийским экономическим союзом практически с момента его создания. В то время сотрудничество с Россией, а также с союзной Белоруссией находилось на историческом минимуме, а с другими членами ЕАЭС балансировало около нулевой отметки. Среди причин столь заметного тогда спада – не только участие России в ооновских санкциях против КНДР, но и быстрое восстановление после распада СССР экономических связей РФ с Республикой Корея – южным соседом Северной Кореи.
До настоящего времени прямых предложений заняться темой интеграции КНДР с ЕАЭС, наиболее доступной формой которой может стать создание Зоны свободной торговли, не поступало ни от ЕАЭС, ни с корейской стороны. Однако анализ возможных перспектив подобного рода сотрудничества активно проводится в экспертном сообществе и там, и там, причём достаточно регулярно.
Аналитики признают, что приостановить падение товарооборота между двумя станами с началом рыночных реформ в России было практически невозможно. Не в последнюю очередь это было вызвано опасениями молодого российского бизнеса по части «правил игры» в одной из «последних социалистических стран». С Китаем и Вьетнамом, как известно, в те годы всё тоже обстояло очень непросто, и товарное «нашествие с Востока» не должно вводить в заблуждение. Уже к 1995 году товарооборот между РФ и КНДР составил всего 83 млн долларов.
В наши дни экономические ведомства докладывают, как о большом успехе, о достижении отметки в 34 млн долларов по итогам 2024 года. Рост товарооборота обеспечивается главным образом за счёт экспорта из России углеводородов, а также пищевых продуктов – муки, сои, масел и зерновых. О существенном росте импорта из КНДР пока говорить рано, хотя поступления из Северной Кореи табака и пива уже заметны на рынках ряда восточных российских регионов. Нельзя не напомнить, что за период с 2015 по 2020 год товарооборот между двумя странами упал с 84,3 млн долларов до 42,7 млн. А в 2022 году и вовсе отмечалось падение до 3,78 млн долларов.
Россия и КНДР уже в 1996 году решили обоюдно признать исчерпавшим себя советско-северокорейский договор 1961 года и оперативно подписали соглашения об избежании двойного налогообложения и об экономическом и техническом сотрудничестве.
Четыре года спустя между двумя станами был заключён новый договор о дружбе, добрососедстве и сотрудничестве, который, однако, не притормозил падение торговых оборотов. Не помогли ни списание долгов КНДР перед Советским Союзом, ни соглашение о временной трудовой деятельности граждан. Корейцы с Севера почти не ехали в Россию, а русские избегали поездок в КНДР. Мало что изменил и пуск отреставрированного 54-километрового участка железной дороги от российской станции Хасан в России к северокорейскому порту Раджин и третьему причалу этого порта. Из-за пандемии дорога и вовсе встала.
Первые признаки перелома наметились к 2014 году, когда во взаимных расчётах страны перешли на рубли, и даже был создан Деловой совет Россия–КНДР при Торгово-промышленной палате РФ. В ТПП РФ отмечают, что «в развитии торгово-экономических отношений двух стран едва ли не главной проблемой является абсолютное незнание рынков друг друга. В связи с этим необходимо не только поднимать уровень осведомленности деловых людей друг о друге, но и упрощать таможенное регулирование». Это особенно важно на фоне необходимости «развивать логистические пути, кроме существующего морского, расширять возможности доставки грузов по железной дороге и скорее вводить в строй строящийся автомобильный мост». Но в случае создания Зоны свободной торговли с ЕАЭС это будет просто нормой.
В 2017 году российский «Транстелеком» протянул в Северную Корею интернет, а вскоре началась реализация проекта автомобильного моста через реку Туманная, было притормозившего, но снова возобновлённого в 2024 году. Фактически транспортный вход в Россию может стать для КНДР чем-то вроде неофициального входа в ЕАЭС, так как по его нормам никакие политические решения не могут влиять на экономическое сотрудничество. Всем пяти странам экономического союза предстоит только разобраться, как в случае встречного движения КНДР и ЕАЭС быть с пресловутыми ооновскими санкциями.
Обратимся теперь к предыстории российско-корейского сотрудничества, потенциально – трёхстороннего. Отправной точкой больших перемен в политике России в отношении обеих корейских государств вполне мог стать Восточный экономический форум ещё 2018 года. Тогда во Владивостоке для многих весьма неожиданно стало заметно, что Южная Корея однозначно нацелилась на российский рынок, а на редкость многочисленные представители Кореи Северной дружно демонстрировали благожелательный настрой как раз к трёхсторонней кооперации. Прозвучало даже модное определение «кластер сотрудничества» между тремя странами, который мог бы охватить территории между городом Раджином и Владивостоком с включением небольшого китайского участка (Туманган). При этом как данность принимался тот факт, что это происходило на фоне подготовки уже пятого по счёту межкорейского саммита на высшем уровне.
Но практически ещё до начала СВО, которая добавила негатива в отношения Южной Кореи с КНДР и РФ, сорвалась уникальная в своём роде интеграционная комбинация логистических, индустриальных, сельскохозяйственных и торговых возможностей. Осталось пока на бумаге и российское предложение по поводу совместного участия в расширенной Туманганской инициативе, нацеленной на то, чтобы создать транспортное кольцо, включая Раджин, Хуньчунь и ряд зон Приморья.
И тем не менее ряд проектов реализуется вопреки всем внешним и внутренним негативным факторам. Повторим, что весной и летом уже нынешнего года представители финансово-экономического блока российского правительства сочли необходимым не раз отчитаться о заметном росте товарооборота РФ с КНДР, тем самым пытаясь дать дополнительный импульс тренду на интеграцию. Так, отмечено, что Северную Корею пока не найти в списках тех стран, которые ведут переговоры с ЕАЭС об открытии Зоны свободной торговли, однако деловые круги обеих Корей, по оценкам торговых палат, тему эту отнюдь не игнорируют.
И это несмотря на абсолютно противоположные взгляды в отношении СВО и санкционных режимов, несмотря на то, что КНДР занимает особую позицию в ООН и признала референдумы в ДНР, ЛНР, Херсонской и Запорожской областях. Следуя здоровому по сути принципу «политика отдельно, а экономика и культура – отдельно», своему южному соседу во многом вторят и северокорейцы.
По обе стороны небезызвестной 38-й параллели уже мало кто сомневается, что именно сейчас для налаживания партнёрских связей с Россией открываются неплохие перспективы. Даже оговорка по поводу того, что Южной Корее может потребоваться «разрешение» из-за океана, сути дела не меняет.
Экономический интерес в первую очередь касается железнодорожных проектов, к примеру восстановления работы над фактически замороженным проектом «Хасан – Раджин». Не исключено и возрождение ещё как минимум двух притормозивших проектов – газопровода через территорию Северной Кореи в Южную и «энергомоста», способного связать не только три страны, но и Китай. Отметим также сохраняющиеся экономические взаимосвязи КНДР с Белоруссией (например, традиционные поставки белорусских самосвалов и смежной техники).
Эти факторы формируют основу для подключения КНДР к ЕАЭС в рамках, по крайней мере, статуса страны-наблюдателя, а в дальнейшем – ассоциированного участника. С созданием взаимовыгодной Зоны свободной торговли.
