В случае дальнейшей эскалации ирано-израильского конфликта, включая участие в нем США и/или начало наземной фазы военного противостояния, Иран наверняка ждет миграционный кризис. И пострадают от него прежде всего граничащие с Исламской Республикой государства, включая южные республики бывшего СССР.
Миграционные кризисы являются неизбежным спутником любых военных конфликтов. И чем более острым и масштабным является конфликт, тем большее количество беженцев он порождает. За примерами далеко ходить не надо – так было в ходе гражданской войны в Сирии, которая началась в 2011 г., свержения в том же году режима Муаммара Каддафи в Ливии, а также падения проамериканского режима Ашрафа Гани и прихода к власти талибов в 2021 г. в Афганистане.
Крупнейший после Второй мировой войны поток беженцев породил военный конфликт на Украине. Все эти кризисы можно рассматривать как вероятную модель, по которой может развиваться гипотетический иранский миграционный кризис. Его последствия могут ощутить на себе три республики бывшего СССР, с которыми граничит Иран – Армения, Азербайджан и Туркмения. Через них его волны могут распространиться далее на север.
Иранский миграционный кризис все описанные выше случаи может на порядок превзойти. Все дело в демографических параметрах затронутых кризисами стран. По численности населения Иран в несколько раз превосходит все упомянутые государства, а его центральное геополитическое положение может затянуть в воронку кризиса весь Ближний Восток. На середину 2025 г. население Ирана оценивается в 92,4 млн чел., что делает его крупнейшей по демографическому потенциалу страной региона.
По численности населения Иран превосходит все страны Европы, кроме России. Сопоставимым демографическим потенциалом в этом регионе располагает лишь Турция (87,7 млн чел.). Более многочисленным является население Пакистана (255,2 млн), но его, как правило, относят к другому географическому макрорегиону – Южной Азии. Между тем численность населения имеет прямое отношение к масштабам миграционных потоков, которые могут возникнуть в случае усугубления кризиса.
На севере Ирана достаточно компактно проживают два народа, которые в составе СССР получили национальную государственность и в настоящее время являются титульными этносами в «своих» государствах – азербайджанцы и туркмены. Причем территории сплошного проживания этих народов располагаются к югу от современных границ Азербайджана и Туркменистана.
Особенно многочисленными являются азербайджанцы (до 16% населения), которые представляют собой второй по численности этнос Исламской Республики после персов. Причем численность азербайджанцев в Иране, по всей видимости, заметно выше, чем в самом Азербайджане. По оценкам азербайджанских источников, численность проживающих в Иране азербайджанцев может достигать 18 млн чел. Иранские туркмены не столь многочисленны – их насчитывается около 2 млн чел. (около 3% населения). Проживают в Иране и армяне. Но сплошного этнического массива они не образуют.
Наличие крупных этнических меньшинств, имеющих по «ту сторону» границы «свои» государства, повышает риски возникновения масштабных миграционных потоков, которые могут направиться на их территорию в случае эскалации военного конфликта. Еще одним таким меньшинством являются афганцы, которые стали массово появляться в Иране с начала 1980-х гг., после ввода советских войск в Афганистан. К августу 2021 г., когда американцы покинули Афганистан, их насчитывалось около 2 млн чел. После прихода к власти талибов численность афганских беженцев в Иране возросла до 3,5 млн чел. В 2024 г. около миллиона из них Иран принудительно депортировал на родину. Но численность оставшихся все еще велика, и в случае их массового возвращения на родину режим талибов также ждет глубокий кризис.
В качестве модели миграционного кризиса в Иране можно рассматривать Сирию, где гражданская война началась в 2011 г. Ее следствием стало возникновение крупнейшего на Ближнем Востоке и одного из самых масштабных в современном мире миграционного кризиса. На 2018 г. численность сирийских беженцев в соседних государствах, по данным ООН, достигла 5,5 млн чел., что позволило квалифицировать его как один из крупнейших «кризисов перемещения» в мире. Еще более высокие оценки приводил действовавший в Сирии Центр приема, распределения и размещения беженцев Минобороны РФ. По его сведениям, на 29 августа 2018 г. в 45 странах мира находились 7 млн зарегистрированных сирийских беженцев. Абсолютное большинство из них - 5,4 млн (77%) проживали в четырех граничивших с Сирией государствах - Турции (3 548 тыс.), Ливане (976 тыс.), Иордании (668 тыс.) и Ираке (249 тыс.). Кроме того, еще около 1,2 млн сирийских беженцев оказались в других странах Ближнего Востока и ЕС. Израиль принимать сирийских беженцев отказался.
К моменту начала гражданской войны население Сирии начитывало 22,5 млн чел. То есть число сирийских беженцев составило от четверти до трети всего населения страны, где по некоторым оценкам сегодня проживает всего лишь 15,3 млн чел. Поскольку нас интересуют граничащие с Ираном страны, в качестве базовой следует принять оценку ООН, согласно которой они приняли четверть всего населения Сирии. При численности населения в 92,3 млн развитие миграционного кризиса по сирийскому сценарию приведет к появлению с граничащих с Ираном государствах порядка 23 млн беженцев, что эквивалентно половине всего населения Ирака (46,8 млн). Учитывая, что прибытие от 1 до 1,8 млн беженцев в ходе миграционного кризиса 2015 г. вызвало в Европе острейший миграционный кризис, а Турция с большим трудом справилась с прибытием 3,5 млн сирийских беженцев, в случае миграции из Ирана в граничащих с ним странах возникнет острейший гуманитарный кризис, который будет угрожать их экономическому благополучию и общественно-политической стабильности.
Поскольку большая часть населения проживает в западной и северо-западной части Ирана, наиболее высокие шансы столкнуться с массовым притоком беженцев имеют Ирак, Турция, Армения и Азербайджан. Только в провинциях Западный и Восточный Азербайджан проживают около 7,7 млн чел., что в 2,5 раза больше населения Армении (3 млн) и вполне сопоставимо с населением Азербайджана (10,4 млн), с которыми эти провинции граничат. В Хузестане, который расположен на юго-западе Ирана и граничит с Южным Ираком, проживает 5 млн чел. Причем значительную часть населения провинции составляют арабы, которые проживают и по ту сторону ирано-иракской границы.
Значительным является население и восточных провинций Ирана. Так, в граничащей с Туркменией провинции Голестан проживает более 2 млн чел., а в Северном Хорасане – 0,9 млн. В провинции Систан и Белуджистан, граничащей с Пакистаном, проживает 3,2 млн чел. Причем если для Пакистана большой приток беженцев из Ирана значительной демографической угрозы не представляет, то стабильность Туркмении, население которой, по данным переписи 2022 г., составляет всего лишь 7,1 млн чел., явно окажется под угрозой.
Поскольку Азербайджан, Туркмения и Армения являются участниками СНГ, а последняя из них все еще входит в ОДКБ и ЕАЭС, иранский миграционный кризис может затронуть и Россию. Азербайджан непосредственно граничит с Дагестаном, и большой поток беженцев, способный дестабилизировать обстановку в республике, может спровоцировать вторичную миграционную волну в северном направлении. Армения, располагающая крайне небольшой территорией и населением, миграционного кризиса, подобного сирийскому, вообще может не пережить.
Небольшим по меркам региона населением обладает и Туркмения, имеющая огромную по протяженности границу с Ираном (1148 км) и незначительные по численности вооруженные силы. При этом Туркмения граничит с самой густонаселенной и экономически развитой страной региона – Узбекистаном, который является ключевым государством Средней (Центральной) Азии, и Казахстаном, граничащим с РФ. Если миграционный кризис перекинется из Туркмении на два эти государства, то третичная волна беженцев вполне может затронуть и Россию, имеющую с регионом прочные миграционные связи.
В свете такого сценария крупномасштабная дестабилизация ситуации в Иране противоречит интересам России. Возможность такого развития событий стоит учитывать как при стратегическом планировании, так и в текущей работе органов власти.
