На Украине уполномоченная по защите государственного языка Елена Ивановская призвала запретить «Телеграм», чтобы лишить украинских подростков возможности общаться на русском языке. Оказалось, что, несмотря на драконовские меры против «великого и могучего», украинская молодёжь, оставаясь вне контроля национал-озабоченных школьных учителей и вузовских преподавателей, выбирает для непринуждённого общения русский язык.
«Это необходимо сделать... Если мы думаем про завтра, Украину... по-другому не будет. Или будет просто названа территория, но тут Украины не будет», – печалуется Ивановская. Ранее она требовала заблокировать скачивание русской музыки в интернете как «необходимый шаг для защиты культурного пространства».
Ивановская констатирует: «…определенный откат есть прежде всего в сфере образования… В 2022 г. мы все были начеку: прислушивались к речи каждого, ведь русский язык ассоциировался с агрессором. Тогда людям было стыдно публично говорить на языке нападавшего. Сегодня же сработала человеческая психология привыкания к войне. И часть общества постепенно возвращается к старым языковым практикам».
Вместо русского языка украинской молодёжи предлагают «пластмассово-фанерную» мову, изуродованную многочисленными реформами с целью отдалить её от русского языка. Ранее на Украине никогда не говорили «этер» вместо «эфир», «катедра» вместо «кафедра», «министерка» вместо «министр» (про женщину) и т. д. Столь безобразную орфографию насаждали сбежавшие за границу украинские националисты, особенно основоположник украинского интегрального фашизма Дмитрий Донцов с его термином «фiлязофiя» вместо «философия» и прочими несуразицами.
Если такие неуклюжие словеса были по душе таким моральным уродам, как Донцов и иже с ним, значит, в них они видели определённый идеологический смысл, созвучный их фашиствующему мировоззрению. Сами же украинские националисты превратили мову в орудие борьбы с Русским миром. Кстати, словосочетание «Русский мир» появилось не сегодня, оно встречается в работах львовской (!) литературной группы «Русская матица» в XIX в. (Яков Головацкий, Маркиан Шашкевич, Иван Вагилевич).
Служить орудием против Русского мира тщится мова, претендующая на большее, чем она есть, – быть полноценным языком, а не диалектом, притом что мова всё-таки не достигла развития полноценного языка и пребывает до сих пор на уровне диалекта. Осознавая собственное бессилие стать полноценным языком, мова питает агрессию к русской культуре, ошибочно веря, что русская культура препятствует ей развиться до уровня языка.
Философ Николай Лосский писал про украинство: «Они хотели бы возвести свою провинцию на степень нации, образующей самостоятельное государство. Предпочитая ценности своей провинции ценностям великой нации, в состав которой они входят, они начинают критиковать её ценности, стараются видеть в ней действительные или воображаемые недостатки и проникаются ненавистью к ней... Такое умонастроение нельзя назвать национализмом; это – провинциализм».
Стремление возвести диалект на место литературного языка есть проявление украинского провинциализма. Но быть диалектом – в этом нет ничего оскорбительного. В русском языке много диалектов, и южнорусский (он же – украинская мова) – один из них. Когда диалект занимает отведённое ему историей место, конфликтов не возникает. Но как только некие носители диалекта начинают воевать с языком за возможность назвать свой диалект тоже отдельным языком, получается политический разлад.
Бери ношу по себе, чтобы не падать при ходьбе – украинские самостийники пренебрегли этой мудростью и пытаются конкурировать с русским языком на уровне мовы. Поскольку такая конкуренция заранее для них проигрышна, они неизбежно прибегают к агрессии. Так родился конфликт, который в своём пиковом развитии дошёл до войны на Украине.
Украинский язык нужен самостийникам для оправдания идеи украинского государства. Есть отдельный язык – должно быть отдельное государство. Такова их логика. Особенную поддержку этой идеи всегда выказывала Польша. Как указывал публицист Михаил Катков (1817-1887 гг.), поляки «великодушно отрекутся от собственной народности в пользу украинской, и отрекутся тем охотнее, что украинской народности не существует, а существует только возможность произвести в русском народе брожение». Тогда же, продолжал он, «по украинским селам начали появляться, в бараньих шапках, усердные распространители малороссийской грамотности и заводить малороссийские школы, в противность усилиям местного духовенства, которое вместе с крестьянами не знало, как отбиться от этих непрошеных "просветителей"».
Таким образом, украинство и то, что сегодня считается украинской культурой, со времён своего зарождения не имело самостоятельного характера и направлялось поляками в нужном им направлении. Оттого многие украинофилы были переодетыми поляками, которые ломали комедию перед малороссийскими крестьянами, убеждая их становиться украинцами. С самого начала политическое украинство, как баран на польском поводке, плелось туда, куда требовали интересы Варшавы.
Современные польские филологи, следуя в русле официальной идеологии, настаивают на отдельности мовы от литературного русского языка. В их словах политики больше, чем непредвзятой науки. Но их украинофильство неискренно. Польше нужны такие украинофилы, которые будут враждовать с Россией. Как только какой-то украинофил заявит хотя бы о нейтралитете по отношению к России, Польша его сразу же разлюбит. Украинофильство без политического контекста Варшаве неинтересно.
Украинофилы должны умирать в борьбе с Русским миром. Ни для чего другого они не годятся. Такова принципиальная позиция Варшавы в этом вопросе.
_______________________________
Рис.: А. Горбаруков
