Новая концепция миграционной политики вызвала критику со стороны целого ряда либерально настроенных экспертов, политиков и СМИ. В результате с подробными разъяснениями того, какую именно миграционную политику в обозримом будущем намерена проводить Россия, пришлось выступить самому президенту.
23 октября Владимир Путин в ходе заседания Совета по реализации государственной демографической и семейной политики, образованного в декабре прошлого года, детально изложил те идеологемы, цели и задачи, которые лежат в ее основе. Произошло это спустя неделю после утверждения им нового варианта концепции государственной миграционной политики на 2026-2030 гг. Поскольку же эта концепция вызвала критику со стороны целого ряда либерально настроенных экспертов, политиков, СМИ, а также тех, кто с этой сферой так или иначе связан, выступление главы государства оказалось своего рода ответом на эту критику. Причем в его выступлении обрисован и тот негативный сценарий развития миграционной ситуации, который новый подход к иммиграции призван предотвратить.
Главное место в выступлении президента было отведено именно миграции, что отнюдь не случайно. Дело в том, что демографические проблемы в виде сокращения трудоспособного населения, дефицита рабочей силы, проблем с выплатой пенсий, пособий, нагрузкой на систему здравоохранения и т. п. возникают не сразу, а по мере старения населения. То есть у общества и государства есть запас времени для того, чтобы к этим проблемам подготовиться и, хотя бы отчасти, их решить. Проблема нехватки рабочей силы по мере роботизации экономики в обозримом будущем вообще может отойти на второй, а то и третий план. Миграция же в отличие от демографии способна изменить общество, его этническую и конфессиональную структуру в короткие сроки, а в случае миграционного кризиса – буквально за несколько лет. Причем изменения эти, как правило, являются уже необратимыми.
Ключевой тезис выступления В. Путина – необходимость противодействия неконтролируемой миграции, которая необратимо меняет европейские общества и уже привела многие из них к состоянию глубокого кризиса. «Разные страны выбирают разные способы ответа на демографический вызов – заявил президент, – вплоть до фактического поощрения неконтролируемой… даже, хаотичной миграции, замещающей коренное население той или иной страны, жертвуя при этом и своей идентичностью, и культурной самобытностью, и, что немаловажно, внутриполитической стабильностью». Вместо этого В. Путин предлагает сделать ставку на поддержку семьи, защиту семейных ценностей и традиций. То есть ответом на демографический вызов должна стать не миграция, а «сбережение и приумножение численности всех коренных народов России», а также поддержка возвращения на Родину «русских и русскоговорящих людей, составляющих государствообразующую основу нашего общества».
Для значительной части российского экспертного сообщества, причем как академического, так и тех, кто занимается более прикладными вещами наподобие журналистики, тезис о том, что повышение рождаемости и репатриация русского и русскоязычного населения составляют «залог нашего будущего, сохранения этнокультурного баланса российского общества, прочности нашего суверенитета» звучит в лучшем случае как ничем не обоснованные надежды. Распространённая в связи с этим схема рассуждений заключается в том, что проблему естественной убыли населения за счет повышения рождаемости в развитых странах никому еще решить не удалось.
По их логике остаются мигранты, но а для иных мигрантов, кроме среднеазиатских, Россия не привлекательна. Хотя примеры заметного повышения рождаемости в развитых странах есть, и они не являются едиными – послевоенный беби-бум в США, Франции, да и заметный рост рождаемости после введения маткапитала в России, который остроту демографического кризиса заметно снизил. Да и приток европейского населения после прошлогоднего указа президента о «ценностной» иммиграции является довольно заметным.
Вообще реакция тех, кто так или иначе связан с миграцией, на появление в середине октября новой концепции миграционной политики весьма примечательна. Отношение к ней разделило политиков, ученых, экспертов, журналистов и СМИ на два лагеря: те, кто настроен патриотически, концепцию приветствовали, а либерально ориентированные, напротив, с большей или меньшей осторожностью ее критиковали. Проблема заключается в том, что значительная, а то и преобладающая часть отечественного экспертного сообщества, особенно академического, ориентирована на западные подходы к трактовке миграции, которые рассматривают ее в исключительно позитивном ключе, как необходимый элемент развития экономики и решения демографических проблем. Причем в качестве экспертов в СМИ и различных консультативных советах при органах власти нередко выступают именно они.
Такое полярное отношение к новой концепции не случайно. Дело в том, что ее принятие ознаменовало резкий разрыв с прежней линией миграционной политики России, ориентированной на решение социально-экономических проблем путем неограниченного по сути приема мигрантов из безвизовых стран СНГ. Теперь же государство пытается перейти к гораздо более жесткому контролю за миграционными потоками.
Недовольство либерально настроенной части экспертного сообщества вызывают практически все ограничивающие приток иностранцев инструменты, предусмотренные новой концепцией. В их числе – препятствование приезду семей с детьми, организованный набор трудовых мигрантов, а также средства цифрового контроля за их передвижением. Большинство из этих инструментов пока существуют только в теории. Но даже перспектива их разработки и внедрения воспринимается негативно.
Наиболее резкую критику вызывают ограничения на прием в школы детей иностранцев, которые не прошли тесты по русскому языку, а также предусмотренное концепцией ограничение пребывания таких детей и их родителей в России. Однако семейная миграция – это прямой путь к появлению в стране этнических анклавов, которые возникают в том случае, когда мигранты переселяются на постоянное место жительства. Если же их семьи и дети останутся на родине, то и они будут вынуждены туда вернуться после временной работы в РФ. Причем именно семейная миграция создает повышенную нагрузку на социальную инфраструктуру. Дети должны пойти в детсад, школу, затем в вуз и все это время лечиться в больницах и поликлиниках. Именно конфликты между детьми местного населения и мигрантов часто создают напряженную ситуацию в тех населенных пунктах, где их становится слишком много. Наглядный пример – ситуация в Калужской области, где подобные инциденты случались неоднократно.
В качестве аргумента либералами выдвигается тезис о том, что формирование территориальных моноэтнических анклавов или даже многоквартирных домов в России почему-то невозможно или же они по каким-то причинам не складываются. Но при этом академические ученые имеют в виду именно «классические» этнические анклавы в том виде, как они сформировались сегодня в развитых странах Запада или же веками существовали на Востоке – с полным доминированием населения какой-либо одной национальности, этнической экономикой – системой кафе, банков и различных сервисных предприятий, ориентированных на обслуживание этого населения, религиозными учреждениями и т. п.
В России их формирование пока находится в начальной стадии, поэтому полностью моноэтничные или моноконфессиональные районы (к счастью!) пока не сложились. Но тенденции такого рода обозначились уже достаточно четко. Особенно сложной является ситуация в ряде районов Подмосковья, где формирование анклавов в связи с более дешевым жильем идет гораздо быстрее.
Отдельный разговор – связанная с мигрантами экономика, относительно которой сложилась и до сих пор существует масса мифов. Через несколько дней после утверждения концепции российский Forbes выпустил обзор исследования ВШЭ, посвященный вкладу мигрантов в экономику Москвы. Из него следует, что мигранты создают 23-25%, то есть четверть всего столичного ВРП. Но при этом 14-15% из них приходится на внутренних мигрантов, то есть граждан России. А международные мигранты создают всего лишь 7,9% экономики столицы. Причем далеко не все они являются выходцами из Средней Азии. В наибольшей мере от мигрантов зависят строительство (от 15 до 33%), торговля (6–12%), а также некоторые другие отрасли экономики, такие как сельское хозяйство, гостинцы и общепит (5–14%). То есть подавляющая часть столичного ВРП создается либо жителями самой столицы, либо других регионов РФ, а вклад внешних мигрантов составляет менее 1/12. Получается, что если зависимость экономики от них и есть, то совсем не критическая, как утверждают либеральные эксперты и представители бизнеса.
В заключение следует отметить, что новая концепция миграционной политики, будучи принятой в условиях СВО, носит не временный, а долгосрочный характер. Свидетельство тому – ссылки президента на глубокий миграционный кризис в европейских государствах, повторять опыт которых Россия не хочет. Именно их пример и является лучшим аргументом в пользу ужесточения миграционной политики.
