Проблема коррупции, которая определяется как злоупотребление должностными обязанностями с целью собственной выгоды, в независимом Казахстане с каждым годом становится все более острой. Безусловно, как явление она существовала и в Казахской ССР, но имела куда более скромные масштабы. С переходом республики к «рыночным» отношениям государственная служба превратилась, пожалуй, в самый прибыльный вид бизнеса, и коррупция обрела невиданный ранее размах.
Казахстан, традиционно находящийся на нижних строчках «Индекса восприятия коррупции» (CPI), по данным международной организации Transparency International, в 2021 году ухудшил своё и без того печальное положение, опустившись за один год сразу на восемь позиций. В итоге страна заняла 102-е место среди 180 стран мира. Компанию Казахстану по этому показателю составили такие страны, как Индонезия, Кения, Уганда, Нигерия, Эфиопия, Шри-Ланка, Гана, Судан, Танзания.
По оценке Агентства по делам государственной службы и противодействию коррупции, ежегодные потенциальные потери экономики Казахстана от коррупции составляют около 10% годового бюджета страны. По данным агентства, в республике за 2021 год зарегистрировано свыше 15 тыс. коррупционных преступлений. Лидируют города Нур-Султан, Алма-Ата и Чимкент, а также Туркестанская, Восточно-Казахстанская, Жамбылская области. Наиболее коррумпированные сферы – сельское хозяйство, образование, ЖКХ, социальное обеспечение, здравоохранение.
В частности, в сельскохозяйственной отрасли, где происходит львиная доля хищений, выявлены злоупотребления при субсидировании фермеров, фиктивные поставки оборудования и в разы завышение его стоимости. Особенно это касается выделенных на поддержку аграриев субсидий (за последние 5 лет – свыше 2 трлн тенге). Итог – на внутреннем рынке доминирует импортная сельхозпродукция.
Все эти годы Минсельхоз торжественно проваливал множество государственных программ. Можно вспомнить «продовольственные пояса» вокруг крупных городов (на создании которых были «освоены» миллиарды тенге, но «поясов» так никто и не увидел) или крах «великого мясного прорыва» (в котором также исчезли миллиарды государственных средств).
На чиновников регулярно возбуждались уголовные дела. Однако нормативно-правовая база бюджетных субсидий сельским товаропроизводителям была написана так, что фермеру ее сложно понять, а функциональные обязанности изложены таким образом, что практически уводят от ответственности высших должностных лиц. Ответственность перекладывается на средних и рядовых специалистов. Механизм предоставления субсидий не прозрачен и является одной из наиболее коррумпированных сфер, поскольку насквозь пронизан коррупционными рисками. Контроля за целевым использованием субсидий нет.
Подобные подходы создают просто идеальные условия для хищений и коррупции. При этом никто не задумывался над тем, что нужно сельчанам. Так, из 800 млрд тенге, выделенных на обводнение пастбищ, половина была потрачена не по целевому назначению. В некоторых регионах крестьянам в качестве субсидий выдавали… солнечные панели, причем низкого качества и по завышенным ценам. Нередки случаи, когда их вообще не устанавливали и получали деньги по фиктивным актам. Аналогичная картина с колодцами, где составлялись акты приемки на непробуренные метры.
Всевозможные законы, государственные программы и антикоррупционные кампании почти не дают практического эффекта. И это понятно. «Рыночные» отношения изменили критерии отбора кадров на государственную службу: в приоритете оказались не профессионализм и моральные качества, а личная преданность и непотизм (семейственность, кумовство).
Трудно не заметить связь между усилением «казахскости» в этническом составе управленцев и нарастанием непотизма. Отсутствие социальных лифтов, объективного отбора кадров привело к тотальной коррупции, которая обрела системный характер, и её игнорирование стало одной из основных причин «январских событий».
Однако остроту кадрового вопроса не любящий рисковать президент К.-Ж. Токаев снимает выдвижением на первые роли фигур второго эшелона, что ставит под вопрос возможность и строительства обещанного им «нового Казахстана», и радикальной борьбы с коррупцией.
В исследовании международной организации Transparency International говорится, что обвинения в коррупции в адрес членов семьи экс-президента Н. Назарбаева оставались без внимания, несмотря на многочисленные публикации о сомнительных активах его родственников. И только теперь «вдруг» выяснилось, что в Казахстане за годы независимости сформировался узкий круг миллиардеров и всего 162 человека владеют 55% богатств страны (об этом глава государства заявил 21 января на встрече с представителями крупного отечественного бизнеса).
В основном это члены семьи Назарбаева и его ближайшее окружение. Безусловно, начать расследования мешает закон «О Первом Президенте Республики Казахстан», который гарантирует ему и его семье полную личностную и имущественную неприкосновенность. Никто из нынешних руководителей РК по своей воле не станет отменять этот закон, поскольку тогда может рухнуть вся выстроенная Назарбаевым в интересах правящей элиты политическая и экономическая архитектура. Таким образом, вопрос о том, что станет с находящимися под контролем различных назарбаевских фондов многомиллиардными активами, остается.
Власти заявляют, что придают приоритетное значение борьбе с коррупцией. Однако эта ведущаяся уже три десятка лет борьба слабо отражается на ситуации в стране. Сингапуру, Японии, Южной Корее хватило 5-10 лет, чтобы если не искоренить, то резко снизить уровень коррупции. В Казахстане же борьба с коррупцией зачастую больше похожа на разборки властных группировок между собой и напоминает борьбу нанайских мальчиков. В обществе сложилось стойкое мнение, что причины «посадки» того или иного чиновника – отнюдь не в факте совершения им правонарушения, а в том, что он просто кому-то «перешел дорогу» или не поделился «доходами».
Все эти годы борьба с коррупцией сводилась к поимке взяточников с поличным, а причины и условия, из-за которых процветала коррупция, никого особо не интересовали. С таким подходом никогда с этим злом не справиться. Необходимо устранять условия, при которых она появляется.
Борьба с коррупцией будет эффективной, если деятельность госорганов и чиновников будет подотчетна населению. До последнего времени к уголовной ответственности за коррупцию в большинстве своем привлекались управленцы среднего звена, высокопоставленных чиновников обычно или, разваливая дела, уводили от уголовной ответственности, или амнистировали, или освобождали по УДО. Так, именно по УДО вышел из тюрьмы бывший министр национальной экономики Куандык Бишимбаев, который в 2018 году получил 10 лет по обвинению в коррупции.
С таким подходом никогда с коррупцией не справиться. Нужно ужесточить наказания за такого рода преступления. Никаких условных сроков или штрафов, только реальное лишение свободы, причем без возможности после освобождения устраиваться в национальные компании, холдинги, крупные предприятия, снова управляя финансовыми потоками и активами государства.
В последнее время ситуация меняется. Приняты меры для качественного функционирования судов. В частности, за три года уволены либо понижены в должности 174 судьи. Введен запрет на условно-досрочное освобождение осужденных по тяжким и особо тяжким коррупционным преступлениям.
Однако кардинальных изменений это не принесло. Вооружившись прежними, неработающими методами, новый Кабинет министров начал очередной виток борьбы и с ростом цен, и с коррупцией. Какие бы сегодня антикоррупционные требования суровым голосом с высоких трибун Акорды ни озвучивались, до реального исполнения дело вряд ли дойдет. Требуется переформатирование всей системы и управления, и антикоррупционных мер.
При этом парламент не должен в едином порыве одобрять все инициативы президента в проведении реформ, а стать одновременно их источником и контролером исполнения. Для этого необходимо переписать законодательство о выборах, чтобы за депутатские места боролись действительно реально конкурирующие, а не созданные властью псевдопартии.
Читайте нас в: Яндекс.Дзен и Telegram
